Режиссер Ильмар Рааг рассказал о карьере и ее роли в своей жизни.
Еще обучаясь в гимназических классах одной из средних школ Таллинна Ильмар Рааг понял, что хочет связать свою карьеру с кинематографией. До этого он занимался театром, но кино казалось крупнее и интереснее. Единственное учебное заведение времен СССР, где можно было обучиться этому искусству, располагалось в Москве. Однако, как в тот момент посчитал Ильмар, русский язык он знал недостаточно хорошо, чтобы переехать в русскоязычную столицу. Город казался закрытым и недоступным. Вместо этого он на два года отправился служить в армию, а по возвращении поступил в Тартуский Университет на исторический факультет.
“В десятом классе у меня была двойка по русскому языку, хотя в остальном я был почти отличник, — вспоминает Ильмар, — и чтобы спасти тогда свою оценку, я учил все стихи наизусть”.
Шаг назад от достижения цели всегда воспринимается в некоторой степени травматично, но случайная встреча с постановщиком, который учился в Москве, и последующий за ней разговор смогли послужить для молодого студента-историка приятным утешением. От того человека Рааг узнал, что в хорошие учебные завадения, преподающие искусство кино, предпочитают не принимать людей сразу после окончания школы. “Считают, что молодые люди кроме любви ничего и не знают, — передает его слова Ильмар. — Они могут выучить технику съемок, но с жизнью совсем не знакомы. Для обучения кинематографии предпочитают брать тех, у кого уже есть другая профессия, образование, какой-нибудь опыт. Так и желающим получить профессию театрального режиссера-постановщика, сперва советуют идти в актерскую школу и узнать принципы актерского ремесла”. В итоге Ильмар решил, что учить историю было все-таки хорошим решением.
“Только на первом курсе института я действительно узнал, что такое учеба. В школе я учился ради оценок, а в университете такое отношение к учебе невозможно. Не уверен, что история помогла мне в кинематографе, но иногда я чувствую, что благодаря ей понимаю мир лучше, — говорит он, оглядываясь назад. — По-моему, она и правда строится спиралью — все прошедшее повторяется, и это меня успокаивает, потому что я уже знаю о возможных последствиях, и, кстати говоря, все, что я сейчас вижу в мире, не приносит оптимизма”.
Хотя факультет был исторический, декан сразу сказал новоиспеченным студентам, что, не зная несколько языков, нельзя учить и предмет. “По окончании учебы нужно было знать латинский, английский, немецкий, и может даже французский, иначе диплом не получишь”,- сказали тогда учащимся.
“Я не знаю, кто и почему принял вас в университет, но обещаю, что завалю вас на сессии и с половиной из вас во втором семестре мы уже не встретимся”, — вспоминает Ильмар слова своего учителя английского языка. — Это было ужасно. В то время остаться в списках университета было намного труднее, чем сегодня. Мы зубрили как сумасшедшие. В конце первого учебного года к нам в гости приехали студенты из Оксфордского университета, и с ними мы уже общались на английском”. Для Раага это послужило сигналом того, что если действительно сильно чего-то хотеть, то этого вполне возможно добиться. Тогда он начал самостоятельно учить французский язык, а осенью того же года сдал вступительные экзамены и поступил учиться в Францию. Сейчас он вспоминает, что выступая перед аудиторией, периодически ловил на себе косые взгляды французов, недовольных тем, как он “коверкал” их язык, но решил не обращать на них внимания.
“Учиться во Франции было интересно, однако чувствовалось, что образование Тарту было сильнее, — говорит Ильмар. — Франции не доставало той классической дисциплины, выработанной в Эстонии. Часто, благодаря моему тартускому опыту, я был единственным студентом, кто мог ответить на некоторые вопросы преподавателя”.
Во Франции он начал изучать историю искусств, а затем и киновидение, что нужно не столько для того, чтобы самому снимать кино, сколько чтобы его понимать. Тогда, благодаря его небольшому опыту, студента пригласили в одну съемочную группу. Там он понял, как начинают снимать французские студенты. “В Эстонии невозможно работать из-за нехватки денег, тогда как во Франции это не было столь важно. — объясняет Ильмар. — Там достаточно иметь идею, а дальше сперва нужно найти команду, потому что без товарищей снимать кино невозможно, а затем камеру и даже неважно насколько профессиональную. На кинофестивалях ценят хорошую историю, а качество обычно не столь важно. Есть известные режиссеры, первые фильмы которых были сняты на “мыльницы”.
Тогда начинающий кинематографист встретился с одним французским режиссером, который спросил его: “Если ты хочешь заняться режиссурой, что ты хочешь сказать людям?” Этот вопрос застал его врасплох, потому что в свои 22 года он еще плохо понимал, что хотел сказать миру, ему лишь казалось, что снимать кино это “просто круто”. Однако с годами он понял, что это самый важный вопрос, и если не знаешь, что хочешь сказать, то лучше молчать, потому что становится бессмысленным что-либо снимать.
Во Франции Рааг понял, что больше предпочитает писать и стал киножурналистом. Вернувшись на родину, он обнаружил, что его статьи не остались незамеченными, и был приглашен на работу на эстонское телевидение в передачу “Новости Кино”. Для молодого студента это было хорошей возможностью заработать немного денег, занимаясь интересным делом. Занятие и правда было удачным, потому что, как отмечает Рааг, будучи журналистом, пишущим о кино, появляется возможность ездить на различные кинофестивали, проникать за кулисы и знакомиться с действительными мастерами своего дела. “Пишешь, что представляешь какую-то газету, и тебе дают аккредитацию. — объясняет Рааг. — Это гораздо лучше простого билета посетителя. Для меня это было интересным опытом, и там я понял, что хочу снимать сам”.
Получать степень магистра Ильмар отправился в США. Там его профессор по сценаристике указал на распространенную ошибку учеников: “Читая ваши сценарии фантастики, боевиков, я вижу, что вы вовсе не знаете мира, где происходят действия вашего кино. Посмотрите на культовые фильмы — их мир явно продуман до мелочей.» Тогда Рааг и научился идее того, что если хочешь снимать хорошее кино, то должен хорошо знать среду, где происходят действия. “Технически все режиссеры равны, но почему же все-таки одни снимают лучше, чем другие? — рассуждает он. — В кино важна организация и техника. Говорят, что, если ты неважный режиссер, имея хорошую команду, можно создать хорошее кино. Но откуда все же берется эта разница и талант? Как мне кажется, во-первых, режиссер должен хорошо знать атмосферу своего фильма, а во-вторых, заложенное в фильме послание должно быть ему близким и важным — так и появляется особенность фильма”.
Первый: «Класс»
“Что брать за тему первого фильма?”- задался вопросом некогда студент магистратуры американской киношколы. Говорят, что первый закон кино: если ты можешь не снимать кино — не снимай, но, если эта история поселилась внутри и не дает тебе уснуть, тогда настало время писать сценарий.
Во время обучения Ильмара в США произошла печально известная перестрелка в старшей школе Колумбайн (Прим. ред.: 20.04.1999, 13 убитых, 24 раненных). Мама его однокурсницы работала психологом в этой школе и дома рассказывала, что на самом деле все было иначе, чем описывало медиа. “Газеты говорили, что сумасшедшие ребята просто пошли с ружьями в школу, и всем действительно понятно, что адекватный человек так не поступит. Однако психолог поясняла, что хоть они и не были нормальными, они были изгоями, над ними издевались, и они захотели отомстить. Так родилась идея фильма “Класс”, — вспоминает Ильмар. — Я думал: если это случилось не в первый раз в Америке, в Германии, в Финляндии, может ли это случится в Эстонии? И как писать об этом сценарий? Прежде чем обращаться к концу нужно было понять, что было перед стрельбищем”.
Он предположил, что все началось с невинного конфликта, который разросся до трагедии и, чтобы проверить свою правоту, во время фестиваля школьных театров собрал группу приблизительно из 15 старшеклассников разных эстонских школ. Начинающий режиссер специально выбрал творческих людей, которые уже сумели себя немного открыть. Он просил их рассказывать ему свои истории из жизни, и, чтобы школьники открылись незнакомому человеку, во время каникул они отправились на природу на остров Сааремаа.
Кадр из фильма «Класс».
Сначала режиссер спрашивал у своих будущих актеров об истории, когда им было очень больно физически. “Тогда все смеялись, — вспоминает Ильмар, потому что, когда озвучиваешь это, подобные ситуации перестают быть особо серьезным делом.” На следующий день он просил их вспомнить момент своего стыда, и истории начали становиться более серьезными и личными. На третий день ученики рассказывали о случаях, когда чувствовали себя очень виноватыми. Ильмар вспоминает, что тогда все слушали в гробовой тишине, затаив дыхание, потому что понимали: в обычной жизни редко услышишь подобное, это были личные тайны. На этом все еще не кончилось: режиссер попросил ребят рассказать историю, когда им было очень больно душевно. Когда девушки расплакались он понял, что этого количества историй достаточно, чтобы начать снимать. Перед режиссером встал вопрос ответственности: нужно было вложить эти истории в один сценарий, не подорвав доверия детей, поделившихся сокровенным.
Через несколько месяцев сценарий был написан и оценен будущими актерами. Они говорили режиссеру: “Так мы не говорим, и вот это тоже выглядит нереально”, а он менял сценарий, следуя их комментариям, пока все не согласились с конечным вариантом. “Мы снимали этот фильм так, как в Штатах снимают независимое учебное кино. Финансирование от эстонского телевидения составило 11 000 евро — кажется, что это большая сумма, но для съемок полнометражного кино, на которые обычно тратят миллионы, это ничто, — рассказывает Ильмар о своем фильме. — Съемки длились 13 дней, и это были бешеные дни”. Это послужило ему примером того, как многого можно достичь, имея идею, в которую искренне веришь.
“Фильм “Класс” был криком души, — признается режиссер. — Я ожидал, что из-за примитивной техники и низкого качества, этот фильм так и останется где-то в YouTube, но мой продюсер начал отсылать его на кинофестивали, и оттуда стали поступать приглашения”. В итоге продажи фильма достигли высоких показателей, “Класс” стал самым доходным фильмом Ильмара, он был приглашен более чем на 50 фестивалей, получил более 20 призов, и был номинирован на премию Оскар в категории «лучший зарубежный фильм». “Я мог год путешествовать с фильмом от Японии до Америки. Я не думал, что фильм станет таким успешным, но это было очень приятно, — вспоминает режиссер результаты своих трудов. — После премьеры мне начали писать школьники, говорили о том, что у них была такая же история, спрашивали, что делать. Сначала я отвечал им сам, но потом стал советоваться с психологами. Они рассказали мне, что прежде, чем молодые люди решаются на самоубийство, наступает момент, когда они замыкаются в себе.» В конце фильма герои решают устроить перестрелку в школе, и в первую очередь застрелить тех, кто издевался над ними, а затем сами совершают самоубийство. После подобных происшествий всегда начинаются разговоры о том, что все помнят тех, кто избегал общения, но никто не придавал этому значения и не обращал внимания на этих людей. Фильм стал популярен в России и в Китае, но не в Америке. В американском прокате режиссеру сказали, что слишком реалистично. После “Класса” все спрашивали ему, когда будет следующий фильм про молодежь с насилием, сексом, молодые люди предлагали себя в качестве актеров. «Это хорошо продается, но мне хотелось делать другую историю”,- прокомментировал это Рааг.
«Эстонка в Париже» или француженка в эстонском в фильме
Ему хотелось показать историю, случившуюся во Франции с его матерью. Мама — очень близкий человек, поэтому и эта история была важна для него как своя личная. Ее, конечно, хотелось снимать прямо во Франции, и, к счастью, ему это удалось.
Жанна Моро в фильме «Эстонка в Париже».
“Во Франции я работал с Жанной Моро, известной звездой мирового кино 60-х. На момент съемок ей было 84 года, эдакая важная примадонна. Работать с ней было интересно, но трудно, мы периодически ссорились. Где-то в середине процесса съемок я твердо сказал себе, что не снимаю кино, чтобы найти себе друзей, но все-таки стоило поскорей заканчивать фильм. Над этим фильмом я работал с людьми, которые были гораздо опытней меня, и смог многому научиться. Несмотря на то, что тема была важна для меня, и вместе с французской командой нам удалось сделать качественный по техническим характеристикам фильм, я не был им доволен, мне казалось, мы могли снять лучше.” Однако фильм не остался без внимания зрителей, особенно в Японии, там даже удалось на нем заработать. Ильмар предполагает, это обосновывается тем, что для них Париж — далекое и по-иному красивое место, к тому же многие знали Жанну Моро, и, как он считает, японцам Франция была интересней самого фильма. “Также этот фильм показывали на первом канале в России”,- вспоминает режиссер.
«Я не вернусь»: дети, сигареты, трагичные жизни.
Кадр из фильма «Я не вернусь».
Однажды режиссеру “Класса” позвонили из Петербурга: “У нас есть тема — приезжайте, будем снимать кино, “Я не вернусь” называется”. “Это был первый фильм, который я снимал не по своему сценарию, но, прочитав, я понял, что это и моя история тоже, — рассказывает Ильмар Рааг. — Я все больше стараюсь быть искренним и честным с собой. Лучше не снимать вообще, если не находишь в истории ничего важного для себя, иначе самому потом будет обидно. Мир кино очень жесток: если ты снимешь плохое кино, о хороших работах забудут. Ты хорош настолько, насколько хорош твой последний фильм, однако гораздо легче жить с пониманием того, что последний фильм был не особо удачен, когда знаешь, что он был очень важен. С профессиональной точки зрения я могу заметить, что в этой картине есть свои недостатки, но все-таки важность заключается в самой истории невероятной встречи”.
“В России четко определяют, какие фильмы пойдут в художественный прокат, а какие в авторский, и у последнего зрителей немного. Думаю, что за границей этот фильм смотрели больше, — говорит Ильмар. — Россияне спрашивали режиссера, почему страна показана такой ненатурально красивой, если история печальная, во Франции же поинтересовались, не было ли у нас проблем, если Россия показана такой угрюмой”.
“Мне очень нравится репетировать с актерами. В Эстонии большинство актеров театральные, поэтому здесь это особенно важно при съемках фильма. Что касается детей, то для работы с ними необходим минимум один месяц тяжелой ежедневной подготовки, — объясняет режиссер. — Перед съемками “Я не вернусь” мы много встречались весной, в июле и потом работали каждый день с августа до конца сентября. Была там одна маленькая актриса (Прим. ред.: Виктория Лобачева), которая должна была играть девочку, сбежавшую из детского дома, и во время кастинга я спросил ее, сможет ли она курить, как это нужно было по сценарию, — я знал, что ей было всего 11. Она ответила: “Ну вообще я бросила курить, когда мне было 8, но для фильма давайте”, а потом я узнал, что она действительно была из детского дома. Во время съемок я просто смотрел, как она раскрывалась, потому что у нее был действительный талант. Она не любила работать по утрам, ленилась, все начинали злиться. Я говорил ей: “Вика, ты видишь — все люди работают, ориентируясь на тебя? 50 человек ждут, когда ты начнешь играть”. Сначала она строила гримасы, а потом выходила и жила своей ролью — это было захватывающее зрелище, и я хочу снимать кино ради моментов, когда актеры начинают творить перед камерой чудеса. Теперь, когда я пересматриваю этот фильм, замечаю, что к концу Вика прекрасно раскрылась. Работать с профессионалами просто и удобно, они знают, что делать, но настоящие чудеса творятся, когда новички открывают себя. В мире кино есть итальянский неореализм, который говорит о том, что в актеры нужно брать реальных людей, и только тогда игра будет естественной, поэтому при возможности я предпочитаю работать с непрофессионалами”.
“Сценарий фильма “Я был здесь” написан мной вместе с девушкой, которая была родом из Екатеринбурга, — рассказывает режиссер. — Она часто писала современные сказки, и эта история тоже была для нее своего рода суровой сказкой. Она много путешествовала автостопом, встречала детей из детского дома, и поэтому ей, в отличие от меня, не понаслышке была знакома тема этого фильма, но еще во время поиска локаций для съемок я начал в нее вникать. Мы были в Ленинградской области в 5-6 детдомах, я видел, как живут эти дети. Один мальчик сказал нам: “У нас здесь в общем-то неплохо, но, когда мы пойдем на вольную жизнь, тогда конечно будет интересней.” Знаете, место, где они жили вовсе не было тюрьмой, но все равно воспринималось как “неволя”.
Там, где кончается одна жизнь, родилась «Керту».
Ильмар Рааг с афишами фильма «Керту»
“Новые идеи я обычно нахожу в случайных встречах и беседах с незнакомцами. Они рассказывают мне о событиях своей жизни, и я понимаю, что в этом есть что-то особенно интересное, — делится своими методами Ильмар. — Мой дядя был очень хорошим рассказчиком. Однажды у него нашли рак, и мы все, включая его самого, понимали, что ему оставалось немного, и тогда я подолгу сидел с ним и просил его рассказывать мне о том, что он пережил. Он поделился со мной несколькими очень интересными историями. После этого я пересказал их своей тете, а она все спрашивала, как я могу этому верить, и рассказывала, что “происходило на самом деле”. В итоге ее версия произошедшего стала основой для сценария фильма “Керту”. В этом плане фильмы “Класс”, “Керту” и ”Эстонка в Париже” похожи — они основаны на реальных историях людей, с которыми мне доводилось общаться. Мне очень важно чувствовать, что это все настоящее.” Этот неподдельный сюжет помог Ильмару Раагу получить приз зрительских симпатий на фестивале в Любеке, а в год своего выпуска фильм «Керту» попал в десятку самых популярных фильмов Эстонии. Можно заметить, что фильм “Класс” жесток, тогда как каждый кадр “Керту” пропитан нежностью. “В момент съемок “Керту” я был влюблен, — признается Ильмар. — Несколько раз я даже просил актрису, игравшую роль Керту, делать некоторые вещи в фильме в точности, как это делала моя возлюбленная в жизни. В некотором смысле и здесь я брал материалы из реальной жизни”.
Ильмара Раага с полной уверенностью можно назвать состоявшимся человеком. Очень многому он научился из общения, но какой вклад в формирование его личности сделала литература?
“Да, говорят, успешный человек — это вовремя прочитанные им книги. Я с этим не согласен. Безусловно, книги многое могут дать, но не обязательно главные человеческие ценности, которые могут прийти не обязательно из книг. Моя бабушка была крестьянкой на острове Сааремаа. За всю жизнь она прочла всего 2 книги: Библию и календарь, — и с детства работала с животными. Я видел в ней доброту, пришедшую не из книг, а изнутри, с общением. Я не очень религиозный человек, но мне нравится одна цитата теолога Мартина Лютера, который сказал, что “важнее, чем чтение Библии, является беседа с другом”. Если мы ищем истину, мы находим ее не в книгах, а в разговоре с другом после прочтения. Хорошие друзья для меня важнее книг, но и чтение всегда пригодится”.
С другими режиссерами он заводил знакомства на фестивалях и из бесед с ними открывал для себя новые методы съемки. О них он отзывается так:
“Мне кажется, одна половина режиссеров — психопаты, а другая — интроверты. Утром на съемочной площадке тебя ждет от 30 до 100 человек, и если не показать себя лидером, они начнут сомневаться, не тратят ли свое время. Задействованные в съемках люди работают не только потому, что им платят, они надеются стать частью великого. Если эти люди не увидят у проекта будущего, группа может развалиться. Иногда приходится прибегать к жестким методам, так и происходят те самые психопаты, уверенные в том, что делают, от чего кстати часто повышают голос.
Однажды, когда мы со съемочной группой работали в Белоруссии, кинокомпания Белорусьфильм прислала нам не ту машину, которую мы заказывали. Ко мне подошли русские продюсеры: “Мы сказали, что у нас здесь европейский режиссер безумно зол из-за машины. Теперь ты должен устроить скандал.” А я сказал им, что не могу так и все, и тогда они просто посоветовали мне не показываться, — вспоминает неконфликтный Рааг тот случай. — Есть режиссеры, которые очень тихо общаются с оператором, с актерами, а потом идут к монитору смотреть результаты. Актерам трудно играть, когда они недопоняли, что от них требуется, а когда они видят, что режиссер смеется у монитора, значит нужно продолжать в том же духе. Иногда интроверты снимают хорошее кино, например, Тарковский. Он рассказывал мне, что вне кино был простым мужиком, любил выпить, но с началом съемок становился серьезным и непонятным для многих”.
Если говорить о чертах, которыми должны обладать режиссеры, то Ильмар считает, что они, как и всякие творческие люди, должны быть способны к эмпатии — чувствовать боль других, переживать чужие радости. Также в кино важно быть дисциплинированным: строгий порядок является явной отличительной чертой этого искусства. “Обычно не ясно, как делить обязанности и ответственность, поэтому и совместное кино снимать трудно. Режиссеры обычно индивидуалисты, — добавляет он. — Для меня важно иметь хорошего товарища — оператора. Когда меня однажды не понял оператор, мне и снимать расхотелось: хоть сам иди камеру ставь, но он ведь обидится. Хорошо, когда с дружной командой можно договориться”.
На развитие кинематографа в Эстонии Ильмар Рааг смотрит с разных сторон:
“Для начала это вопрос количества фильмов: сейчас в год снимают в два раза больше, чем 20 лет назад, и здесь изменения весьма ощутимы. Также в Таллинне есть киношкола, где готовят новые таланты, что тоже является широким шагом вперед. 3 года назад, один эстонский парень получил Оскар за лучший студенческий фильм, в тот момент он был студентом Лондонской национальной школы кино и телевидения (London National Film and Television School), а теперь он вернулся в Эстонию и собирается снимать здесь. В прошлом году эстонско-грузинский фильм “Мандарины” был номинирован на Оскар и даже оказался в пятерке финалистов; в этом году снятый финским режиссером в Эстонии фильм “Фехтовальщик” был номинирован на Оскар и получил Золотой Глобус, так что успешные результаты уже наблюдаются, что ясно говорит о развитии местного кинематографа.
Все в мире упрощается, и значительно легче становится начать снимать кино, — продолжает режиссер о развитии кинематографа. — Профессионалы пользуются тем же оборудованием, которое любой может купить в магазине, и проблема в виде нехватки техники больше не встает перед желанием снимать. Хорошая идея — это то, что действительно важно, и в профессиональном кино в них большой дефицит. Даже непрофессиональные руки могут создать стоящую работу, имея лишь действительно хорошую идею, тогда найдутся и средства на съемки. Я проходил практику в одной голливудской компании, которая занималась рассмотрением и развитием сценариев. Одна такая компания ежедневно получает около 5-6 новых сценариев, в год через них проходит около трех сот, но снимают в конце концов только пять фильмов. Думаю, в Эстонии похожая проблема”.
Как у матери нельзя спросить, кого из своих детей она любит больше, так для Ильмара Раага будет несправедливо решать, какой из снятых им фильмов ему дороже.
“Мне кажется, “Класс” самый простой из всех моих фильмов, но я не знаю, как это повторить. Может нужно снимать самую простую историю, которую я только смогу вообразить, но я не могу представить все в одностороннем виде. В моих глазах правда всегда существует в виде парадокса, и мне хочется показать все из возможных сторон. Когда-то я набросал сценарий фильма про войну и изначально знал, кто положительный герой, которому я симпатизировал, а кто отрицательный. Спустя несколько лет я подумал, что судьба негативного героя намного интереснее, чем позитивного, я находил в нем все больше человечности. Теперь я смогу снимать фильм, когда найду позитивное в обоих героях. Еще Лев Толстой говорил, что делить мир на хорошее и плохое — это примитивно. Самая хорошая история — это конфликт двух положительных героев, когда ты сам не знаешь, кто прав”.
Он разделяет мнение многих о том, что самым трудным жанром является комедия:
“Глупую комедию снимать легко, а вот интеллигентную труднее. Трудно еще потому, что комедии часто становятся очень локальными: хорошие эстонские комедии останутся в Эстонии, русские кроме России могут смотреть и в других странах с частью русскоязычного населения, но за границы этих территорий они, скорей всего, не выйдут. Пожалуй, драматические авторские фильмы снимать проще, потому что, не думая о правилах жанров, записываешь крик души. Я бы еще хотел попробовать снять триллер, мне интересно поманипулировать. В некотором смысле “Класс” тоже является фильмом, который манипулировал”.
Теперь, после всех уже снятых фильмов, Ильмару Раагу хочется найти и показать в кино надежду.
“В “Классе” бывшие жертвы стали убийцами, и не ясно, кем же они были на самом деле, этот вопрос останется риторическим. Многие говорили мне, что хоть фильм и задуман тяжелым, после него очень трудно быть, фильм не оставляет надежды. Мне самому нравится видеть в фильме надежду, не слишком розовую, а-ля голливудский “хэппи энд”, но ту концовку, которая одновременно и реалистична, и дает желание жить дальше. Пожалуй, сейчас это можно назвать целью, ради которой я снимаю кино”.
